Граница - это не просто красная линия на карте.

Граница - это пот и кровь парней в зеленых фуражках.

ладонь откинула прядь волос, упавших ему на лоб.

     - Нет, - возразил он. - К расе дураков.

     Ее пальцы успокаивающе массировали его лоб.

     - Они не все дураки.

     - Нет, - сказал он, наполовину погруженный в воспоминания и мысли.  -

Будь они все дураки, я просто позволил бы всей системе развалиться  и  тут

же забыл бы о ней. Но всегда были и есть хорошие  люди,  как  мои  отец  и

мать... как Брот... и мои долги - по отношению к ним.

     - А по отношению к нам, колонистам?

     - Колонисты! - прорычал он. - О, ничего лично против тебя, Улла...

     Ее, пальцы больше не массировали его лоб.

     - Кто? - спросила она.

     - Лилли, - сказал он. - Лилли. Совершенно запутался  со  всеми  этими

"л". Женщины с многочисленными "л" вместо имен... В любом случае, дело  не

только в колонистах. Той ночью, когда Меда В'Дан  сожгли  нашу  станцию  и

убили моих родителей, за акцией наблюдало две тысячи колонистов,  и  никто

из них пальцем не пошевелил, а чужаков было штук пятьдесят, не более того.

     - А что они могли сделать? - Ее пальцы снова  ритмично  двигались  по

лбу Марка.

     - Хоть что-то, - сказал он, - но только не ничего.  Поэтому  дело  не

только в моих родителях. И не только в пограничниках или  колонистах,  это

касается всех. Всей это расы проклятых дураков,  которых  из  дерьма  могу

вытащить только я.

     Он  неуклюже  повернул  голову,  стараясь  заглянуть  Лилли  в  лицо.

Каким-то образом, пока он говорил, она соскользнула с подлокотника  кресла

и теперь прижалась к нему, как  перышко,  своим  миниатюрным  телом.  Марк

ощутил манящий запах женщины. Он попытался рассмотреть  ее  лицо,  но  она

находилась слишком близко. Он увидел лишь большие голубые  глаза,  грустно

наблюдавшие за ним с расстояния в несколько дюймов.

     -  Лилли...  -  он  протянул  руку,  чтобы  посадить  ее  обратно  на

подлокотник кресла, но от прикосновения его руки ее одежды  упали,  словно

были расстегнуты: его кисть и локоть коснулись ее кожи.

     Прикосновение отозвалось взрывом внутри него - взрывом молодого  тела

и чувств, давно находившихся под прессом  его  железной  воли.  Но  спустя

секунду, в течение которой он поднял Лилли и встал на ноги сам,  приливная

волна смысла жизни вновь заполнила пространство,  которое  взрыв  временно

наполнил вакуумом.

     Он яростно смотрел на нее, думая, как легко мог бы сдаться сейчас,  -

сдаться первому же наступлению  на  цель,  которая  являлась  смыслом  его