Граница - это не просто красная линия на карте.

Граница - это пот и кровь парней в зеленых фуражках.

на платформах на воздушной подушке, скользивших над  все  еще  влажном  от

росы травам по направлению к сожженной станции с тяжелыми,  установленными

на платформах  плазменными  пушками  и  людьми,  беспокойно  глядящими  по

сторонам и внимательно всматривающимися в небо.

     Но им там уже нечего было делать. Корабль Меда В'Дан отбыл  вместе  с

предутренними облаками и ночью. От Пограничной станции Абруцци-15 остались

лишь пустые складские помещения и сожженная Резиденция - обугленный бетон,

дымящиеся деревянные головешки и  прочий  мусор,  но  среди  мусора  сидел

плачущий ребенок.

     - Послушай-ка, почему они оставили его в живых? - кисло спросил  один

из помощников Хозяина станции. Это  был  худощавый  пограничник  по  имени

Прайс. Когда-то он располагал собственной станцией, пока ее не  уничтожили

Меда В'Дан.

     - Кто знает? - вопросом  на  вопрос  ответил  Брот  Холлидэй,  Хозяин

станции, подымая  на  руки  ребенка,  который  в  тот  момент  раскричался

особенно интенсивно. - Но это ребенок Чава и Лилы, и теперь он мой. Вы все

будете этому свидетелями?

     Все трое  помощников  одновременно  кивнули.  Несмотря  на  всю  свою

неформальность, процедура  усыновления  с  "голосованием"  кивками  являла

собой столь же окончательное решение, как если бы все  это  происходило  в

суде на Земле.

     - Что ж, для парнишки все теперь не так уж и плохо, -  сказал  Прайс,

скривившись и глядя на все еще пышущие жаром и дымящиеся древесные уголья,

- но  Меда  В'Дан  снова  совершили  нападение  в  нашем  секторе  и  ушли

безнаказанно. Мы можем броситься за ними в погоню и даже поймать,  но  это

не остановит их, когда они в следующий раз решат совершить рейд.

     - Это уже наши проблемы, а не этого парнишки, - коротко ответил Брот.

- Я ведь сказал, кто знает?  Может,  когда  вырастет,  он  придумает,  как

по-своему с ними рассчитаться.

     Прайс снова скривил гримасу, глядя на сожженную станцию, но  в  ответ

ничего не сказал. Он не испытывал  уважения  к  дару  прорицания  в  любом

человеке,  но  хорошо  знал  силу  плотного,  приземистого  тела  Брота  и

вспыльчивость натуры, которая  могла  проявиться  незамедлительно,  вырази

Прайс хоть какие-либо сомнения насчет будущего  сироты.  И  он  промолчал,

вычеркнув данную тему из памяти, продолжая выполнять свои непосредственные

обязанности во все последующие годы, пока,  наконец,  не  погиб  во  время